Ты себя видела, неужели трудно за собой следить — фыркнул муж. Утром он ушёл к другой, но позже пожалел об этом

— Ты бы хоть голову помыла, — пробурчал Семён, не поднимая глаз от телефона.

Лида повернулась от плиты. В одной руке — кастрюля с овсянкой, на плече — младенец, в другой — ложка. Волосы собраны кое-как, под глазами — тени от бессонных ночей. Халат мятый, старый. Дочка тихо скулила, обнимая мать и тянулась вверх.

— Спасибо за заботу, — тихо бросила Лида. — Завтра, может, ещё и нос припудрю. Устроит?

— Я ж просто сказал. Неужели так сложно за собой следить? — отозвался он, не отрываясь от экрана.

В кухне витал запах пригоревшего молока. Лида поставила тарелку, разлила чай. Семён устроился за столом, лениво размешивая кашу. Вдруг усмехнулся:

— Ты в зеркало давно смотрелась? У нас на работе Светка в декрете — как с обложки. А ты…

Ответа не было. Лида молча прибирала посуду. В груди сжалось — не от боли, не от гнева. Пусто.

Поздним вечером дочка не засыпала, всё плакала. Лида, пытаясь одновременно укачать её и отстирать испачканную кофточку, сидела у таза с остывшей водой. Семён растянулся на диване, краем глаза следя за ней.

— Вот она ты и есть. Без макияжа, в мыльной пене. Даже желания нет — ни у тебя, ни у меня.

— А у тебя есть желание что-то сделать, кроме как тыкать в меня упрёками? — тихо спросила она.

Он пожал плечами:

— Ты всегда такой была. Просто раньше притворялась ухоженной.

Лида выпрямилась, вода стекала с рук. Она обернулась:

— Я всё делаю ради дома и Кати. А на себя времени не остаётся. Ты хоть раз это понял?

— Это не мои заботы. Женщина должна выглядеть.

Она громко захлопнула дверцу стиралки.

— Тогда оставайся дома. Сам вари кашу, мой полы, стирай. А я схожу, сделаю себе маникюр.

Семён хмыкнул:

— Уже не поможет. Ты не понимаешь, чего мне надо.

Прошло несколько дней. В квартире стояла тишина. Ночью Катя закашляла — Лида укутала её, дала сироп, усадила. Утром сказала:

— Надо бы к врачу.

— У меня встреча, — буркнул Семён. — Справишься.

Днём зашла свекровь. Татьяна Петровна принесла бульон, посидела у кроватки. Устало посмотрела на Лиду:

— Ты сама на себя не похожа. Что у вас происходит?

— Всё нормально, — коротко ответила Лида.

— Не ври. Я всё вижу. Он — ледяной, ты — тень. Так семьи не живут.

Лида промолчала. Вечером Семён вернулся поздно. Пахло алкоголем. На воротнике — след помады.

— Что это? — тихо спросила Лида.

— Пустяки. Кто-то в баре флиртанул. Не делай трагедии.

— Ты даже не пытаешься соврать, — прошептала она.

— Да, у меня есть другая. Она следит за собой. Мне надоело это болото.

Лида ничего не ответила. Просто ушла к дочке и села рядом. Поглаживала по голове. Молчала.

Утром он собрал вещи и вышел. Без слов. Дверь хлопнула. Лида стояла у окна и смотрела, как он садится в такси. Ни слёз, ни паники.

Весь день — тишина. Вечером Катя всхлипнула во сне, и Лида прижала её крепче. Слёзы выступили сами. На ощупь достала телефон. С дрожью в пальцах — вызов.

— Марина… Я не знаю, как дальше. Пусто внутри.

— Я приеду утром. Ты не одна. Посидим, поговорим, выберемся, слышишь?

Лида лишь кивнула. Марина этого не видела, но это было важно — впервые за долгое время кто-то сказал: ты не одна.

Утром Лида открыла глаза и увидела сестру. Та держала кастрюлю и сумку.

— Не вставай, я сама, — шепнула Марина.

Из кухни пошёл запах бульона. Лида, дрожа, держалась за спинку стула.

— Привезла тебе еды. И просто приехала. Можно остаться?

— Конечно, — хрипло выдавила Лида.

Впервые за долгое время кто-то пришёл не просить, а помочь.

Через час — звонок. На пороге — свекровь с сеткой фруктов. Заметив Марину, растерялась:

— Доброе утро…

— Доброе, — кивнула Марина.

— Я к внучке. Можно?

— Проходите, — ответила Лида.

Побыв у кроватки, Татьяна Петровна вернулась в кухню:

— Спит. Бледная. И ты вся как тень.

Никто не ответил.

— Он всё разрушил. Решил, что на стороне лучше. А ты… ты настоящая. Настоящая женщина, домашняя. Он просто дурак.

— Он сделал выбор, — спокойно произнесла Лида.

После этого имени сына она больше не касалась.

Через пару дней позвонила давняя знакомая:

— Слушай, у нас онлайн-курсы по раннему развитию. Ты же с детьми умеешь, и голос у тебя спокойный. Хочешь попробовать администрировать занятия?

 

Лида долго смотрела на телефон, будто боялась нажать кнопку. Мысли крутились: «А вдруг не справлюсь?», «А если снова провал?» Но потом Катя во сне тихо вскрикнула и обняла маму ручкой. Лида сделала глубокий вдох и ответила:

— Да, давай попробуем.

Первое занятие прошло через пару дней. Лида сидела за кухонным столом с чашкой кофе, на экране — знакомая программа, знакомые голоса детей. Она вела всё чётко: запускала видео, отвечала родителям в чате, напоминала о материалах. Внутри — робкая, но теплая уверенность: я могу.

После занятий написала Марина:

— Ну как?
— Живу. Работаю. Не развалилась. Спасибо.
— Ты всегда была крепкая. Просто забыла про это.
В этот вечер Лида впервые включила музыку. Тихо, на фоне, пока укладывала Катю. Девочка смеялась — в ней просыпалась энергия. Как будто, чувствуя: мама стала легче.

На следующий день Татьяна Петровна снова зашла:

— Я на пару часов, ты иди погуляй. Себя проветрить надо.

Лида было хотела отказаться — привычка делать всё самой держала крепко. Но потом всё же надела пальто, шарф и вышла. Ветер холодил щёки. Магазины, лавки, люди с сумками… Город был тот же, но в нём будто стало больше воздуха.

Она зашла в парикмахерскую — не по записи, просто спросила:

— Есть свободное окошко?

— Через полчаса, — улыбнулась мастер. — Хотите кофе?

— Хочу, — впервые спокойно и честно ответила Лида.

Через два часа она вернулась домой с подстриженной чёлкой, чистыми волосами и неожиданной лёгкостью в груди.

— Красавица! — сказала Татьяна Петровна, не удержавшись от улыбки. — А глаза — живые стали.

Катя потянулась к матери, и та села рядом, обняла её, вдыхая аромат детства, тепла и новой жизни.

Через неделю снова позвонил Семён. Голос был неуверенный:

— Я думал… может, поговорим?

— Мы всё уже сказали, — спокойно отозвалась Лида.

— Я скучаю. Эта… ну, с которой я был… она оказалась не такой.

— Ты сделал выбор, — повторила Лида. — Я больше не запасной вариант.

Он молчал, потом выдохнул:

— Катю можно увидеть?

— Только если ты научишься быть отцом, а не просто приходить с цветами. Подумай, чего ты хочешь на самом деле.

И отключила. Без слёз, без дрожи. Просто — точка.

Вечером она с Катей смотрели мультики, а потом вместе лепили из пластилина. Девочка хохотала, и Лида поймала себя на мысли: ей тоже весело. Не притворно, не ради кого-то. А по-настоящему.

На кухне закипал чайник. За окном гудел город. А внутри — было тихо. И впервые за долгое время — не пусто.

Прошло ещё несколько недель. Жизнь текла — не бурно, но уже не по привычке. Утро начиналось с Катиных «мама, смотри!», день — с онлайн-занятий и кофе на кухне, вечер — с книг, мультиков и запаха супа. Лида теперь ловила моменты. Улыбалась чаще — не специально, просто потому что… вдруг хотелось.

Однажды ей позвонили из того самого центра, где она раньше вела офлайн-группы:

— Мы запускаем новый формат. Нам нужен человек, кто умеет с детьми и понимает онлайн. Кто-то, как ты.

— Я давно вне «живой» работы, — смутилась Лида.

— Именно поэтому ты нам и нужна. С тобой детям спокойно. Родителям — тоже. Подумай?

Она подумала. И согласилась.

Первое пробное занятие прошло в маленькой светлой комнате в центре города. Лида вышла из метро, шла по улице, глядя на витрины. Город не изменился — но теперь она шла в него, не пряталась от него.

В классе было пятеро детей. Один боялся говорить, другая всё время смеялась. Один упрямо не хотел петь песенку. Всё было знакомо — и всё было новым. После занятия она почувствовала усталость, но хорошую — ту, что даёт ощущение нужности.

Позже вечером Марина написала:

— Как ты?
— Словно снова вспоминаю, кто я.
— Я это всегда помнила.
Свекровь тоже приходила чаще. Без напряжения. Без «а что у вас с Семёном». Просто — к Кате. Иногда молча мыла посуду. Иногда приносила шарлотку. Иногда садилась у двери и смотрела, как Лида и Катя играют.

— Я многое поняла, — как-то сказала она. — Раньше думала: главное, чтоб сыну было хорошо. А теперь понимаю: хорошо должно быть всем, иначе это не семья. Прости, если была слепа.

Лида не ответила словами. Только крепко обняла её. Впервые.

Однажды, в субботу, Лида с Катей зашли в кофейню. Было пасмурно, сыро, и хочется было чего-то тёплого. Катя грызла печенье, рассматривала витрину с пирожными.

— Можно я один кусочек?

— Только если пообещаешь не прыгать потом по дивану.

Катя кивнула, серьёзно, как взрослая.

— И капучино для мамы, — услышала Лида знакомый голос. — О, здравствуйте.

Она обернулась. Молодой мужчина, светлый свитер, папка под мышкой, знакомое лицо. Она сразу не вспомнила, потом узнала — родитель с тех самых онлайн-занятий. У него был сын — тихий мальчик с длинной чёлкой.

— Я вас сразу не узнал без экрана, — улыбнулся он. — Вы были нашим спасением, когда мы болели.

Лида улыбнулась в ответ:

— В жизни у меня меньше фильтров.

— Зато в жизни вы настоящая.

Он сел за соседний столик. Разговор не затянулся, но остался лёгкий след. Улыбка. Простое человеческое «я тебя вижу». Без флирта, без обещаний. Просто встреча. Живая.

Когда они вышли, Катя сжала мамину руку:

— Тот дядя добрый. Он как папа, но не ругается.

— Он просто сказал «привет», — улыбнулась Лида.

— Но ты улыбалась, как будто солнце. Я видела.

Ночью, лёжа в постели, Лида долго не могла уснуть. Прокручивала день. Не из тревоги — просто всё было новым, тихим, живым. Потом она закрыла глаза, накрыла Катю одеялом, и шепнула в темноту:

— Спасибо. Я иду. Я справляюсь.

И в ту ночь она спала крепко, без тревог. Потому что в её жизни снова появилось главное — опора. Не во внешнем. А в себе.

 

Прошло больше месяца. Центр предложил Лиде постоянную подработку — не на полный день, но с расписанием и стабильностью. У неё появилось своё «окошко» в жизни: время для работы, время для себя, время для Кати.

— Мама, а ты теперь в офис ходишь? — спрашивала Катя.

— Почти. Но лучше — я и с тобой, и с делом.

— Ты как фея. Только настоящая.

Лида смеялась. Слова дочки казались будто игрой, но были чем-то большим. Раньше она и представить не могла, что у неё снова будет что-то своё — не просто “обязанность”, а дело, от которого горят глаза.

Иногда она думала о прошлом. Не с болью — скорее с лёгкой грустью, как о старом платье, которое уже не наденешь. Иногда снился Семён. В этих снах он стоял на пороге и что-то говорил, но слов Лида не слышала. И каждый раз она просыпалась спокойно.

Однажды, возвращаясь с занятий, она снова увидела Егора — того самого мужчину из кофейни. Он стоял у школы, ждал сына. Мальчик бежал ему навстречу, и Лида увидела, как Егор поднял его на руки, как сын обнял его за шею.

Она невольно задержалась, улыбнулась. Он заметил её:

— Снова совпали.

— Мир маленький, — ответила она. — Катю вот как раз из садика забираю.

— Мы с Артёмом в выходные идём в детский театр. Если вы с Катей ещё не были — присоединяйтесь. Там кукольное представление, вроде бы даже с песнями.

Лида задумалась. Несколько секунд. Раньше бы сразу отказалась — неудобно, неловко, не к месту. Теперь просто спросила:

— А билеты уже есть?

Он кивнул:

— Возьму ещё два. Если вдруг — не получится, ничего страшного.

Спектакль был простой, добрый — про медвежонка, который боялся темноты, но научился с ней дружить. Дети смеялись, хлопали, переглядывались. Катя сидела, прижавшись к Лиде, а потом вдруг сказала:

— Мам, он на меня похож. Тоже боялся.

— А теперь?

— А теперь — не боюсь. Ты же рядом.

После спектакля они пили чай в маленьком кафе у театра. Дети рисовали мелками на детском коврике. Егор рассказывал о работе, о том, как воспитывать сына одному — и как иногда важно просто быть рядом, даже если не знаешь, что сказать.

— Я раньше думал, что мужчина должен «решать». А потом понял — иногда нужно просто слушать. Не спасать. Не чинить. Просто быть рядом. Это иногда самое важное.

Лида слушала и кивала. Молчала, но в глазах появилось то, чего давно не было: доверие. Тихое. Осторожное. Но настоящее.

Время шло. Егор не торопил. Иногда они гуляли с детьми, иногда просто переписывались. Он не вторгался в её жизнь — он рядом аккуратно присутствовал. И это было ценно.

Марина как-то спросила:

— Ну и как, сердце бьётся?

Лида подумала, потом ответила:

— Нет. Оно — живёт. Не скачет, не сжимается. Просто дышит ровно. И я впервые этому рада.

Весна принесла солнце и тепло. Катя уже спокойно бежала в садик — больше не цеплялась, не плакала. Лида устроилась на постоянную ставку. А дома пахло пирогами и мятным чаем.

Однажды вечером она открыла ящик с бумагами. Там, среди старых фото, лежал брачный договор. Лида вздохнула, взяла ручку и написала:

Завершено.

Наутро отнесла его в нотариальную. Больше не дрожали пальцы. Прошлое отпустило.

Лето пришло внезапно. Они с Катей поехали с Мариной к морю — старый пансионат, простые комнаты, запах хвои и солнца.

На пляже Лида смотрела, как дочка строит замки из песка, как смеётся, зовёт: «Мама, быстрее! Тут дракон спит!»

И в этот момент Лида поняла, что ничего не потеряно. Всё, что было — было нужно, чтобы прийти сюда.

Она села рядом, помогая строить стены, и прошептала себе:

— Я дома. В себе. В жизни. В этом дне.

Катя прижалась к ней и спросила:

— Мам, ты счастливая?

Лида обняла её, поцеловала в макушку.

— Очень. Потому что я — снова я.

 

Прошло больше года.

Катя подросла — теперь она уверенно болтала с другими детьми, с интересом раскрашивала свои «проекты» в садике и каждый вечер говорила:
— Мам, а сегодня я была смелая.

Лида тоже изменилась. В доме не стало гнетущей тишины — теперь там всегда было немного движения: звонкий детский смех, звук выключающейся стиралки, тихая музыка на фоне, звонки коллег. Её дни были полны забот, дел, мелких тревог и простых радостей. Жизнь текла — ровно и, наконец, в её ритме.

Работа приносила не только доход, но и чувство ценности. Лида вела онлайн-группы, организовывала курсы, участвовала в обучении новых педагогов. Она не мечтала о головокружительной карьере, но у неё было своё место, своё имя, своё дело. И это было важнее всего.

Семён исчез из жизни почти окончательно. Несколько раз появлялся — виделся с дочерью, приносил игрушки и сладкое. Катя его не отвергала, но не тянулась — он был для неё кем-то вроде редкого гостя, а не отца. Лида не мешала этим встречам, но не ждала от них ничего. Она научилась отпускать без обиды.

Со свекровью отношения стали тёплыми. Татьяна Петровна больше не пыталась советовать, не пыталась что-то «чинить». Просто приезжала — иногда с булочками, иногда с журналом, иногда просто посидеть с Катей.
— Ты справилась, Лида, — сказала она как-то. — Я этого и в молодости не умела. Ты — настоящая женщина. Настоящая мать.

А осенью Лида всё же согласилась встретиться с Егором — один на один. Не с детьми, не между делом. Просто — на кофе. Без планов, без «а что будет дальше».

Они сидели на веранде, укутанные пледами. Ветер шуршал в листьях, свет фонарей был тёплым и мягким. Он смотрел на неё спокойно, уверенно. Без настойчивости, без ожиданий.

— Ты всё ещё боишься? — спросил он.

Лида долго молчала. А потом честно сказала:

— Уже нет. Я просто не спешу. Я не хочу врываться в чью-то жизнь. Я хочу, чтобы рядом был человек, который умеет идти рядом. Не впереди. Не за мной. А рядом.

Егор кивнул:

— Я тоже не ищу сказки. Мне достаточно правды.

Она улыбнулась. И впервые не чувствовала ни неловкости, ни тревоги. Только — лёгкость.
В тот вечер он проводил её до дома. У подъезда Лида остановилась, посмотрела на него и сказала:

— Не обещай, что всё будет легко. Просто будь.
— Я и не обещаю. Я просто останусь.

И он остался.

Через несколько месяцев в их доме появился плед на двоих, в ванной — ещё одна зубная щётка, на полке — новые книги. Но не было спешки. Лида не растворялась — она оставалась собой. С Катей, с работой, с прошлым — которое уже не болело, а просто было.

Катя как-то сказала:

— Мама, а теперь у нас всё хорошо, да?

Лида улыбнулась:

— Да, Котик. Теперь — хорошо.

Финальный кадр мог бы выглядеть так:
Лида утром идёт по улице — в пальто, с чашкой кофе и тёплым шарфом. Навстречу ей бежит Катя, за ней — Егор. Осеннее солнце, тихий смех.
И закадровый голос, её внутренний голос:
Иногда нужно пройти через пустоту, чтобы заново выбрать себя. И тогда — начинается настоящее.