Тебя я туда не возьму, там будут приличные люди, не твой уровень, — заявил муж, не зная, что я владею компанией, в которой он работает

— Нет, я не возьму тебя с собой. Там будут респектабельные люди, это не твой уровень, — произнёс муж с оттенком пренебрежения, даже не догадываясь, что я теперь владею компанией, где он работает.

Отражение в зеркале демонстрировало знакомую картину: я разглаживала подол скромного серого платья, купленного ещё до пандемии на распродаже в универмаге. Рядом стоял Дмитрий, тщательно застёгивая дорогие запонки на безупречно выглаженной сорочке, не забывая подчеркнуть, что она — из Милана.

— Ты готова? — спросил он, не отрывая взгляда от манжетов, словно его внешний вид был важнее всего остального.

— Да, почти, — кивнула я, поправив причёску.

Он бросил на меня взгляд — быстрый, оценивающий. В его глазах отразилось всё то же выражение разочарования. Он медленно оглядел меня с ног до головы, остановился на платье.

— Неужели ты не могла надеть что-то поприличнее? — его голос звучал сдержанно, но с ясным оттенком пренебрежения.

Подобные замечания я слышала каждый раз перед корпоративными вечерами. Они уже не ранили, как раньше, но всё ещё оставляли неприятный осадок. Я научилась не реагировать. Просто кивала и делала вид, что мне всё равно.

— Платье вполне уместное, — спокойно ответила я.

Он лишь вздохнул, как будто я в очередной раз его разочаровала.

— Ладно, поехали. Постарайся там… особо не привлекать внимания.

Наш брак длился пять лет. Мы поженились, когда я только выпустилась из университета, а он был начинающим специалистом в отделе продаж. Тогда он казался мне перспективным и энергичным, с большими амбициями и целями. Он говорил о будущем с таким блеском в глазах, что я верила каждому слову.

С тех пор многое изменилось. Дмитрий действительно продвинулся по карьерной лестнице — стал вести крупных клиентов, прилично зарабатывать. Только вместо того, чтобы становиться лучше, он начал меняться в другую сторону. Вся его энергия шла на создание образа: брендовые костюмы, часы за месячную зарплату и роскошный автомобиль. «Главное — впечатление», — любил повторять он. — «Люди платят не за продукт, а за подачу».

Я же работала в консалтинге, не тратя лишнего и избегая внимания. Когда он водил меня на мероприятия, то представлял окружающим с лёгким сарказмом: «Это моя скромная спутница. Не судите строго.» Люди смеялись, а я делала вид, что мне весело. А внутри хотелось исчезнуть.

С каждым годом он всё больше возносился в своих глазах и всё ниже смотрел на окружающих — включая меня. Дома он позволял себе уничижительные шутки про начальство, клиентов и партнёров.

— Я этим идиотам втюхиваю китайское барахло по цене премиума, — хвастался он, потягивая виски. — Главное — уверенность. И бонусы за обслуживание, — добавлял он с многозначительным подмигиванием.

Я всё понимала. Но молчала.

А потом всё изменилось.

Однажды раздался звонок от нотариуса. Он произнёс имя, которое я почти забыла:

— Анна Сергеевна, речь идёт о наследстве вашего отца, Сергея Волкова.

Яемко ахнула. Он ушёл, когда мне было семь. Мы не поддерживали связь, и я считала, что его больше нет в моей жизни.

— Он скончался месяц назад. Вы — единственная наследница.

То, что я услышала в его офисе, перевернуло мой мир. Оказалось, мой отец был не просто успешен — он построил настоящую бизнес-империю. Активы, недвижимость, автомобили… Но главное — инвестиционный фонд с долями в десятках компаний. Среди них — «ТрейдИнвест».

Компания, в которой работал мой муж.

Я не сказала Дмитрию ничего, только упомянула вскользь, что перешла в инвестиционную сферу. Он отмахнулся:

— Ну хоть не меньше зарабатывать будешь, — буркнул, не проявив ни интереса, ни участия.

Я же с головой погрузилась в дела фонда. Разбиралась в документах, вникала в финансовые отчёты — и впервые в жизни чувствовала, что делаю что-то по-настоящему важное.

Особое внимание я уделила «ТрейдИнвесту». На встрече с директором Михаилом Петровичем я задала прямой вопрос:

— Какие у вас сейчас ключевые проблемы?

Он ответил без обиняков:

— С отделом продаж беда. Особенно с одним из старших менеджеров — Дмитрием Андреевым. Обороты есть, а вот прибыль исчезает. Есть подозрения, что он работает в обход компании, но пока у нас нет твёрдых доказательств.

Я дала добро на внутреннюю проверку.

Через месяц результаты подтвердили худшие подозрения. Дмитрий заключал сделки с большими скидками в обмен на личные «бонусы». Ущерб был ощутимым.

Я не стала говорить ему ни слова.

Только молча сменила гардероб. Всё те же сдержанные фасоны — но теперь от элитных брендов. Дмитрий даже не заметил. Для него всё, что не блистает лейблами, — «дёшево и уныло».

Вчера вечером он заявил, что завтра важный ужин для руководства.

— Отчетный вечер, только для избранных. Ты не поедешь — это совсем другой уровень, — сказал он, ни секунды не сомневаясь.

— Понятно, — коротко ответила я.

— Ты… просто не соответствуешь. Я не могу позволить себе появиться с кем-то, кто не поддерживает мой имидж. Надеюсь, ты понимаешь.

Я поняла. И в первый раз не почувствовала боли. Только спокойствие.

Утром я выбрала тёмно-синее платье Dior, сделала укладку и макияж, посмотрела в зеркало — и впервые увидела не ту, кем меня считал мой муж. А ту, кем я на самом деле была.

В ресторане меня встретил Михаил Петрович:

— Анна Сергеевна, вы — украшение вечера.

— Благодарю. У нас впереди серьёзные вопросы, обсудим их в спокойной обстановке.

В зале собрались ключевые фигуры. Я вела беседу с финансовым директором, слушала отчёты, комментировала планы. Почти все знали, кто я. Почти все — кроме одного человека.

Дмитрий вошёл чуть позже, сияя самодовольством. Осматривал зал, явно в поисках знакомых лиц и возможностей для самопрезентации. Потом взгляд его упал на меня.

Он замер.

Подошёл почти сразу, с лицом, полным злости и замешательства.

— Ты что здесь делаешь?! — прошипел он. — Я же сказал: это мероприятие не для тебя!

— Добрый вечер, Дмитрий, — ответила я спокойно.

— Уходи. Ты мне всё портишь. Ты… ты же не понимаешь, с кем здесь общаются!

— Думаю, понимаю лучше тебя.

Его лицо побелело. И тогда я впервые позволила себе улыбнуться — не снисходительно, не защитно. Просто уверенно.

Продолжение — в следующей части.

 

Дмитрий застыл, явно не понимая, что происходит. Его уверенность начала трескаться на глазах.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он уже менее агрессивно, но всё ещё в попытке сохранить лицо.

Я спокойно посмотрела на него.

— Дмитрий, давай не будем устраивать сцен. Мероприятие важное, как ты сам говорил.

— Слушай, — он понизил голос, глядя вокруг, — если ты решила устроить сюрприз, у тебя получилось. Но я не понимаю, зачем. Ты всё равно здесь не при чём. Это ужин для руководства.

— Именно, — кивнула я. — И я здесь по работе.

Он хмыкнул, нервно усмехнулся.

— По какой ещё работе? Ты же говорила, что у тебя новый проект. Что за игра, Аня?

Я чуть наклонилась к нему, чтобы никто не слышал, и произнесла сдержанно, почти шёпотом:

— Я владею контрольным пакетом акций фонда, который управляет этой компанией. И с недавних пор — официально вхожу в совет директоров.

Его глаза расширились. Он на секунду даже забыл, как дышать. Рот открылся, но слова не вышли.

— Так что ты прав, — продолжила я. — Это ужин для топ-менеджеров и ключевых сотрудников. Именно поэтому я здесь. А вот почему здесь ты — вопрос, который обсуждается уже неформально.

Он попытался оправдаться:

— Подожди… Это какая-то ошибка. Ты… ты просто жена. Как ты вообще…?

— Я — дочь Сергея Волкова. Помнишь такого?

Он побледнел. Имя, кажется, ударило сильнее любых слов.

— Я долго молчала. Не ради интриги, а чтобы понять, как правильно поступить. Но, увы, ты сам расставил все акценты. И своим отношением — и своими действиями в компании.

Он выглядел так, словно стоял на краю обрыва.

— Ты… ты специально? Хотела унизить меня?

Я покачала головой.

— Нет, Дима. Я хотела быть рядом. Хотела, чтобы ты уважал меня, как партнёра. Но ты выбрал другое. Ты предпочёл видеть во мне пустое место — и сам стал никем для меня.

Он молчал. На его лице сменялись гнев, страх и полное опустошение.

— В ближайшие дни тебе поступит уведомление, — добавила я спокойно. — Совет принял решение отстранить тебя от всех ключевых операций до завершения официальной проверки.

— Ты… меня уволишь?

— Я? Нет. Не я. Ты сам себя уволил. Я лишь поставила подпись.

Я повернулась к директору, который наблюдал нас со стороны, и пошла к нему. Дмитрий остался стоять в середине зала — такой же беззащитный, каким однажды показался мне на заре нашей юности, только тогда в нём ещё было что-то настоящее. Теперь — только фасад.

— Всё в порядке? — спросил Михаил Петрович, подойдя ко мне.

— Абсолютно, — кивнула я. — Можем продолжать разговор по поводу реструктуризации. А с Дмитрием… думаю, вы знаете, что делать.

Он кивнул с пониманием.

В тот вечер я ушла не раньше других. Не потому, что хотелось показать, кто теперь главная, — а потому что я действительно стала частью этого мира. Не как жена кого-то. Как женщина, которая больше не прячется. Которая знает себе цену.

А серое платье я сложила в коробку. Как напоминание о том, кем я была. И кем смогла стать.

 

На следующее утро в доме стояла гробовая тишина.

Дмитрий пришёл поздно. Я слышала, как он шаркал по прихожей, с шумом сбрасывал туфли и долго стоял у зеркала — будто пытаясь понять, кто в нём отражается. Он не зашёл в спальню. Спал, похоже, на диване в гостиной. Или просто не спал.

Я проснулась рано, как обычно. Сделала кофе, включила ноутбук и принялась читать отчёты. День обещал быть насыщенным — на повестке встреча с юристами по поводу передачи полномочий в совете фонда и первое совещание с новым директором по развитию. Отныне мой голос — решающий. И я знала, как его использовать.

Дмитрий зашёл на кухню спустя час. Неопрятный, бледный, с помятым лицом. Остановился у двери, будто не решался войти.

— Нам нужно поговорить, — сказал он наконец.

Я не ответила сразу. Просто отпила глоток кофе.

— Я не знал… — начал он, опустив глаза. — Если бы ты сказала…

— А ты бы стал меня слушать? — перебила я спокойно. — Ты давно не слышишь меня, Дима. Ты слышишь только себя.

Он опустился на стул, тяжело вздохнув.

— Знаешь, я всё испортил. Я думал, что если быть “кем-то”, если выглядеть богато, говорить уверенно — то всё получится. Все будут уважать. И ты — тоже. А ты… всё это время ты была другой. Настоящей. Умной. Сильной. А я этого даже не видел.

Мне стало жаль его — но по-другому. Не как женщине, которую обидели, а как человеку, который наконец осознал, что потерял.

— Я не мстила тебе, Дима, — тихо сказала я. — Я просто перестала ждать. Перестала надеяться, что ты вдруг увидишь во мне человека, а не аксессуар. Я пошла своим путём. И нашла себя.

Он сжал пальцы.

— Ты ведь теперь уйдёшь, да?

Я посмотрела на него и честно ответила:

— Я уже ушла. Просто ещё не сменила адрес прописки.

Мы оба замолчали.

Впервые за долгое время — без раздражения, без боли, без обвинений. Просто как два человека, стоящих на разных берегах. Мост между нами давно разрушился — и теперь каждому предстояло идти своей дорогой.

Через несколько недель я переехала. Маленькая, но стильная квартира в центре, с видом на набережную. Без воспоминаний, без призраков, без чужих слов, которые я раньше принимала за истину.

Работа поглотила меня — но не как побег, а как пространство, где я могла дышать. Я не строила из себя железную леди. Я просто была собой — сдержанной, уверенной, наблюдательной. И больше никто не называл меня «серой мышью».

Иногда я видела, как Дмитрий заходил в офис «ТрейдИнвеста» — уже не в роли звезды. Ему дали шанс исправиться, но в другом отделе, под строгим контролем. Его сияние погасло, но, может быть, впервые в жизни он начал видеть мир трезво.

Он не пытался вернуть меня. Не писал, не звонил. И я была ему за это благодарна. Иногда расставание — это не драма. Это зрелость.

Однажды я стояла у окна и смотрела, как над городом медленно поднимается утреннее солнце. Всё было новым. Даже воздух.

Я улыбнулась. Не для кого-то. Для себя.

Это была не победа. Это было начало.

 

Прошло три месяца.

Я быстро привыкла к новой жизни — точнее, к жизни без фальши. Без необходимости казаться “удобной”, “смиренной”, “терпеливой”. Я никому больше не объясняла, почему выбрала то или иное платье, почему не улыбаюсь, когда внутри пусто, и почему не смеюсь над чужими издевками.

Теперь мне не нужно было защищаться. Я просто была.

За эти недели я многое успела — реорганизовала совет фонда, сменила двух топ-менеджеров, провела серию встреч с молодыми предпринимателями, в которых узнавала себя десятилетней давности: скромных, но умных, напуганных, но решительных. Я открыла отдельную программу поддержки женщин в бизнесе. Назвала её в честь своей матери — той самой, которая воспитала меня одна, работая бухгалтером в школе и не теряя достоинства ни на минуту.

Я не мстила прошлому. Я просто от него ушла — и открыла дверь дальше.

В середине апреля мне позвонил Михаил Петрович:

— Анна Сергеевна, простите, что отвлекаю. Но Дмитрий Андреев… он подал заявление. Увольняется. Без скандала, без требований. Сказал, что уезжает из города. Хочет начать с нуля.

— Он так и сказал? — удивилась я.

— Да. Попросил не передавать вам. Но я счёл, что вы имеете право знать.

Я молча кивнула, хотя он не мог меня видеть.

— Спасибо, Михаил Петрович.

Мы повесили трубку.

Я долго сидела, глядя в окно. Мои чувства не кричали. Я не чувствовала ни радости, ни боли. Только тихую, тёплую пустоту — такую, как после долгой, тяжелой зимы. Весна ещё не пришла, но лёд уже тронулся.

Через неделю я вернулась в тот самый ресторан. Заказала столик у окна. Всё было, как тогда: мягкий свет, музыка на грани слышимости, официанты в идеальных костюмах. Только теперь я пришла не как чья-то тень. Я пришла как женщина, у которой есть имя.

Ко мне подошёл мужчина — партнёр из одной международной финансовой группы, с которым мы начинали проект. Он улыбнулся, протянул руку:

— Рад снова видеть вас, Анна. Я слышал, ваша программа по менторству уже запущена?

— Уже работает, — ответила я. — Вчера была первая стратегическая сессия. Четыре участницы. Все — с идеями, которые стоит услышать.

Он сел напротив. Мы заказали кофе.

— Вы изменилась, — сказал он через несколько минут. — Не внешне. А внутри. Уверенность — теперь не как броня, а как свет. Спокойный. Настоящий.

Я немного смутилась, но не отстранилась от слов. Просто улыбнулась.

— Знаете, — сказала я, — иногда всё, что нам нужно, — это перестать доказывать свою ценность тем, кто никогда её не увидит.

— А начать?

— Видеть её самой.

Этим вечером я вернулась домой поздно. Сняла пальто, заварила себе чай с мятой. Села у окна, обняв колени, и смотрела на мерцающий город.

Ничего особенного не происходило. Просто я была в мире. С собой. Со своим прошлым. С будущим, которое больше не казалось чьей-то тенью.

И в тишине, которую я раньше боялась, теперь было место для чего-то нового. Чистого. Свободного.

Для меня.

 

Прошел еще год.

Я больше не считала дни «после». После него. После ухода. После той сцены в ресторане, что когда-то казалась переломной точкой. Она действительно ею была — но не концом. А началом настоящей жизни, где я больше не была статисткой.

Теперь меня знали по имени. Приглашали на конференции, просили дать комментарии в прессе, ставили в пример. Я всё так же не любила быть в центре внимания, но когда говорила — слушали.

Особенную гордость я испытывала за проект «Мастерская перемен» — та самая программа менторской поддержки, которую я запустила. Её участницами становились женщины, пережившие унижение, обесценивание, предательство. Но они были не жертвами, а выжившими. Теми, кто захотел построить бизнес, защитить свои идеи, отстоять свои права — и просто начать всё заново. Как когда-то я.

Одна из участниц — Ира, 32 года. Трое детей, развод, бывший муж оставил её с долгами. У неё была идея о сервисе доставки свежих продуктов из фермерских хозяйств. Она пришла ко мне на первом этапе — запуганная, тихая, в чужом пиджаке на два размера больше. Через полгода она сидела на питч-сессии и уверенно презентовала свой проект потенциальным инвесторам. Я наблюдала за ней из зала, и слёзы подступили к горлу — не от жалости, а от восхищения.

Пока её аплодировали, я вспомнила себя — ту, что когда-то стояла у зеркала в сером платье, и ту, что позже сидела напротив мужчины, который видел во мне только тень.

Теперь я сама освещала путь. Не всем, не громко — но тем, кому это действительно нужно.

Однажды вечером, возвращаясь с ужина после благотворительного форума, я получила сообщение. Номер был незнакомый.

«Анна. Простите, что пишу. Просто хотел поблагодарить. Уехал в другой город. Работаю с подростками в центре профориентации. Твоя правда, Аня, многое открыла мне глаза. Желаю тебе счастья. Дмитрий.»
Я перечитала сообщение дважды. Потом закрыла экран.

Боль? Нет. Обиды — уже не было. Осталась ясность. Я не хотела, чтобы он страдал. Мне хотелось, чтобы он понял. Возможно, он всё-таки понял. И нашёл своё место. Поздно — но лучше поздно, чем никогда.

Я стёрла сообщение. Не в порыве, не из злости. Просто потому что оно больше не имело значения.

Прошло ещё несколько недель.

Однажды на закрытом деловом ужине ко мне подошёл человек, с которым я прежде не была знакома. Высокий, сдержанный, интеллигентный, с умными глазами.

— Простите, — сказал он, — я видел вас на выступлении в Женеве. Вы говорили о лидерстве через уязвимость. Это было… не просто сильно. Это было честно.

Я улыбнулась.

— Спасибо. Я просто говорила то, что когда-то сама хотела услышать.

Он протянул руку.

— Алексей. Я работаю с социальными стартапами. Думаю, нам есть о чём поговорить.

Мы сели за столик. Ужин растянулся на два часа. Ни одной лишней фразы. Ни одного вопроса «ты замужем?» или «а дети есть?» — ни одного желания «определить меня». Только интерес к сути. К человеку.

Когда я возвращалась домой, было уже за полночь.

Открыв дверь, я не почувствовала одиночества. Я почувствовала пространство. Место, где никто не давит. Где можно быть собой.

И на секунду мне стало очень ясно:

Это только начало.

 

Прошло несколько недель после той встречи с Алексеем.

Он не писал на следующий день. Не засыпал сообщениями. Не приглашал сразу на свидание.
Он прислал письмо на почту — официальное, но с едва уловимой теплотой:

«Анна, спасибо за разговор. Я давно не встречал человека, с которым можно говорить не для того, чтобы производить впечатление. Если вам будет интересно, я бы хотел обсудить идею совместного проекта. С уважением, Алексей.»
Мы встретились в кафе — не гламурном, не пафосном, а в небольшом месте на Патриарших, где пахло корицей и старым деревом. Он пришёл чуть раньше, уже пил черный чай без сахара.

Разговор шел легко. Без фальши. Мы обсуждали идеи, смысл, людей, с которыми работаем. В какой-то момент я поймала себя на мысли: я не анализирую, не напряжена, не стараюсь быть “умнее” или “лучше” — я просто здесь. И это было ново.

В конце встречи он не пытался поцеловать меня в щёку. Не делал намёков. Только сказал:

— Мне было приятно быть рядом. Спасибо тебе за это.

Он не называл меня уменьшительно-ласкательно. И я заметила, насколько это — ценно. Не потому что холодно, а потому что с уважением.

Мы начали переписываться. Не каждый день. Без надрыва. Иногда он присылал статьи, которые могло бы быть мне интересно прочесть. Я делилась своими заметками из рабочих поездок. Мы обсуждали смыслы, ценности, решения, а не людей.

Однажды он прислал фотографию книги с закладкой и надписью:

«Интересно, как ты это воспримешь. Особенно глава о том, как человек учится отпускать свои иллюзии о контроле».
И я поняла: этот человек не будет ломать меня. Не будет перевоспитывать. Он не побоится моей силы, но и не станет пытаться раствориться в ней.

В июне я пригласила его на закрытую презентацию итогов годовой программы «Мастерская перемен». Он сидел в первом ряду. Спокойно, не шумно. Просто — был. И когда выступала одна из наших участниц, и в зале повисла тяжелая пауза — он первым начал аплодировать. Без показухи. Просто поддержал.

Вечером, когда все разошлись, я предложила пройтись. Ночь была тихая, город дышал теплом.

— Ты замечаешь, как ты изменилась? — вдруг спросил он.
— Иногда, — ответила я. — А иногда кажется, что я просто сняла чужую маску.

Он остановился. Посмотрел на меня долго, внимательно.
— Мне бы не хотелось быть новым Димой, Анна. Я не претендую на твоё внимание. Но если однажды ты захочешь пойти рядом, не из боли, не из одиночества, а просто — потому что тебе спокойно… Я буду рядом.

Он не брал за руку. Он ждал.

И я молча сделала шаг — ближе.

Это не была сказка. Мы оба были взрослыми людьми с багажом. С историями, с шрамами, с опытом, от которого не убежать.
Но в этой истории не было страха. Не было торговли любовью. Не было зависимости.

Была свобода. И встреча двух людей, которые больше никого не играли.

Однажды я открыла блокнот, где в тот день после ресторана написала фразу:
«Он сказал, что я понижаю его уровень. А я просто не играла в его игру.»

Теперь я дописала:
«Мой уровень — это те, кто не боится идти рядом. Не вверх. Не вниз. А по-честному — рядом.»

И знаешь, впервые за долгое время я подумала:
может быть, это и есть счастье?
Не яркое, не громкое, не для соцсетей.
А тёплое. Настоящее. Настоящее — до кончиков пальцев.

 

Год спустя.

Лето выдалось на удивление мягким. Не палящим, а терпким, тёплым, обволакивающим. Таким же, каким становилась моя жизнь.

Я стояла на террасе загородного дома, который купила весной. Не особняк «для статуса», а уютное место на берегу лесного озера — с книгами в каждой комнате, с садом, где росли мята и жасмин.

Я обнимала чашку с кофе и смотрела, как ветер колышет занавески в открытом окне. Где-то внизу смеялась Ира — та самая, которая когда-то пришла к нам в убитом пальто и теперь управляла собственной компанией с филиалами в двух городах. Она приехала с детьми на выходные, и сейчас младшая дочка гонялась за котом по саду.

Алексей вышел из дома с пледом на плечах и лёгкой небритостью на щеках.

— Опять работаешь с утра? — спросил он, целуя меня в висок.
— Нет, просто думаю. Это теперь моя самая любимая работа.

Мы сели на деревянную скамью под грушей. Он держал мою руку — не как будто боялся потерять, а как будто знал, что нашёл.

Чуть позже мы сидели всей компанией за столом под открытым небом. Простая еда, свечи, разговоры о будущем. Никаких масок, никакой борьбы «за чей-то уровень».

Ира вдруг повернулась ко мне и сказала:

— Знаешь, ты однажды сказала, что нельзя строить свою ценность на чьём-то одобрении. Мне тогда это казалось жёстким. А теперь я понимаю: это был мой спасательный круг.

Я улыбнулась.
— А я однажды поверила, что серое платье определяет моё место в этом мире. И лишь когда сняла чужие ярлыки — стало ясно: моя ценность не в тканях, не в чьих-то оценках, а в том, кем я умею быть. Для себя. И для других.

Поздним вечером я снова вышла на террасу. Взяла тетрадь, где хранила не отчёты и цели, а мысли. Открыла первую страницу.
Там всё ещё была та фраза:

«Ты понижаешь мой уровень.»
Под ней я когда-то написала ответ:

«Нет. Я просто больше не играю в чужую игру.»
Теперь я дописала последнюю строчку.
С лёгкой улыбкой. С уверенностью. С покоем.

«И в своей игре — я выиграла. Без войны. Без мести. Просто — выбрав себя.»
Я закрыла тетрадь. И навсегда — эту главу.

Конец.