Решение принято

— Коль, куда ты меня тащишь? Я хотела сесть рядом с твоей сестрой, — Катя резко выдернула руку и остановилась.

Николай спокойно взял её за руку снова и сдержанно ответил:

— Наши места — вон там.

Неохотно она пошла за ним, внутренне вздыхая.

Он подвёл её к дальнему краю стола, отодвинул стул и подождал, пока она сядет, после чего устроился рядом.

— Почему ты решил, что эти места наши? — нахмурилась Катя. — Тут же нигде не написано.

— Не написано, — кивнул он. — Но если не мы займём, то кто-то другой займёт.

— А если кто-то из опоздавших придёт? Это родители тебе сказали сюда сесть?

— Нет. Это я сам так решил.

Этот ответ её немного ошеломил. Снова он делает выбор так, чтобы всем было удобно — но без учёта их как пары.

— Катя, убери ноги, мне тесно, — тихо сказал Николай.

— Да? А мне, по-твоему, комфортно? — резко отозвалась она, стараясь не расплакаться.

Вокруг люди радовались, смеялись, общались — всё было празднично. А они снова спорили. Опять чувствовали себя чужими в этом общем веселье.

И тут что-то внутри неё будто оборвалось. Это же не первый раз.

Всплыли воспоминания: она болела — он поехал к другу; её родители просили помочь — у него срочные дела с коллегами; даже его мама звала — и он не смог. Всегда находились дела, важнее её.

«А если у нас будут дети? Я в панике — он спасает кого-то ещё», — пронеслось в голове.

Мелькнул образ: уставшая, измученная, с кучей детей, а Коля — где-то, как всегда, “по делам”. А потом ещё и обижается, что она “ворчит”.

Катя глубоко вдохнула и убрала это видение.

Она посмотрела на него — закрытого, усталого, не заинтересованного — и вдруг поняла: она не хочет такого будущего.

— Мне нужно выйти на минутку, — тихо сказала она, поднимаясь. Потянулась к сумке.

— Оставь, я присмотрю, — предложил он.

«Ну конечно, ещё чего», — мысленно усмехнулась она.

— Она со мной.

Катя вышла из зала, накинула пальто и, не оборачиваясь, направилась к выходу. Через пять минут она уже сидела в такси, едущем к родителям.

Возможно, позже он звонил. Но она выключила телефон. Не хотела ни объяснений, ни разговоров.

На следующее утро, когда Катя пришла в офис, её тут же перехватила Светлана:

— Кать, когда Коля тебя сегодня заберёт?

— Никак, — сухо ответила Катя. За ночь она почти не сомкнула глаз. Всё думала — вдруг ошиблась? А может, зря?

— Почему? — удивилась Света.

— Мы расстались, — без лишних эмоций сказала Катя.

Светлана нахмурилась:

— А кто тогда моей маме сумку отвезёт?

Да, Николай и правда часто ей помогал. Даже если ему было неудобно. Он говорил: «Ну что она, одна, с тяжестями».

А Катя вспоминала, как не раз сама тащила тяжёлые пакеты — и он этого даже не замечал.

Для него это было «не то же самое».

— Такси вызови, — коротко бросила Катя.

Весь день у неё ничего не клеилось. Хоть она и сама решила уйти — сердце болело. Разрыв с любимым человеком всегда даётся нелегко, даже когда понимаешь, что так будет лучше.

Вечером, на выходе из офиса, её ждал Николай.

— Кать, что произошло? Куда ты делась тогда? — спросил он.

— Никуда. Просто всё между нами закончилось. В выходные заберу вещи, — она старалась говорить ровно, без дрожи в голосе.

— Как же так? У нас же всё было нормально…

— Коля, ты мне нужен! — закричала Светлана от машины.

— Да-да, сейчас, — ответил он ей, а потом снова повернулся к Кате:
— Давай поехали ко мне, дома всё обсудим. Сейчас не могу — Свете помочь надо.

И пошёл к машине.

Катя усмехнулась. Он и правда думал, что она поедет к нему — ждать, пока он закончит свою очередную «миссию доброй воли»?

Очередное подтверждение: она всегда где-то в конце его списка приоритетов.

Что ж. Спасибо, но больше не надо.

 

Катя шла домой медленно, с ощущением странной пустоты внутри. Не злость, не обида — просто тишина. Как будто внутри выключили звук. Было тихо, спокойно и даже… немного страшно. Страшно от этой ясности.

На выходных она приехала за вещами. Квартира встретила её знакомым запахом — кофе, порошка, его одеколона. Всё было на своих местах. Только ей тут больше не было места.

Николай открыл дверь, словно ничего не произошло:

— Привет.

— Привет. Я быстро, — она прошла мимо, не дожидаясь приглашения.

Собирала молча. Он ходил следом, время от времени что-то спрашивал:
— Может, передумаешь?.. Ты уверена?.. Катя, давай поговорим нормально.

Она не отвечала. Слова ничего не меняли. Она и так слишком много всего “разговаривала” за двоих.

— Катя, — тихо сказал он, когда она уже застёгивала молнию на чемодане, — ты же знаешь, я всегда всем стараюсь помочь. Ну такой я… Это же не от плохого…

Она обернулась. Посмотрела ему в глаза. Усталая, честная.

— Знаю. Ты хороший человек, Коль. Просто я больше не хочу быть рядом с хорошим человеком, который всё время там, а не здесь.

Он молчал. А она взяла чемодан, подошла к двери.

— Береги себя, — сказала она почти шепотом.

— Катя… — он сделал шаг вперёд.

Но она уже вышла.

Прошло три недели.

Сначала было тяжело. По инерции она всё ещё проверяла телефон — не написал ли. Потом стала ловить себя на том, что не ждёт. Стала замечать утро, прохладный воздух, как приятно пить кофе на ходу.

Однажды, возвращаясь с работы, она случайно услышала, как на остановке девушка вслух жаловалась подруге:

— Ну что за парень… опять помог кому-то, а про меня забыл. Он такой добрый, понимаешь?.. Только вот мне от этого ни горячо, ни холодно.

Катя прошла мимо, даже не обернувшись. Просто чуть грустно улыбнулась. Слишком знакомо.

На выходных она выбралась в парк. Погода была теплая, тихая. На скамейке рядом сидели пожилые супруги — ели мороженое, смеялись, держались за руки. И вдруг Катя поняла: она не хочет быть с кем-то, с кем надо бороться за внимание. Не хочет быть «дополнением» к чужой доброте. Хочет быть рядом с тем, для кого она будет центром, а не фоном.

И это — не каприз. Это — уважение к себе.

Она достала телефон, открыла заметку и написала:
«Быть с тем, кто выбирает тебя, а не только добрые дела. Потому что ты — тоже дело важное».

Никаких пафосных выводов. Просто честность. И с этого момента началось что-то новое.

Не с другого человека. С неё самой.

 

Прошло чуть больше месяца.

Катя уже не считала дни с момента расставания — это перестало быть главной точкой отсчёта. Утро стало её началом. Она просыпалась с лёгкой грустью, но без боли. Состояние, как после долгой болезни: ты ещё немного слаб, но уже идёшь, сам, без поддержки.

В офисе всё было по-прежнему — те же лица, те же разговоры у кулера. Светлана первое время осторожно поглядывала на неё, порой пыталась начать разговоры о Коле. Но Катя каждый раз вежливо, но твёрдо уходила от темы. Люди чувствуют, когда ты не готов.

Зато появился Павел из соседнего отдела. Раньше он ей казался просто тихим айтишником — вечно в наушниках, с термокружкой и странным юмором. Но однажды они случайно оказались в лифте вместе, и он, не поднимая глаз, сказал:

— У тебя сегодня лицо, как у человека, который понял, что пятница, а в холодильнике пусто.

Она засмеялась. Не натужно — по-настоящему.

Так начался их разговор. Потом — обед в одном кафе. Потом ещё один. Без флирта, без давления. Просто общение. Удивительно нормальное.

Он не делал комплиментов «по расписанию», не просил номер телефона в первую встречу. Но однажды, когда Катя сказала, что устала за день, Павел просто написал вечером:
«Ты справилась. Просто напомнил. Спокойной ночи».

Её это тронуло больше, чем все красивые слова, которые ей говорили раньше.

Одним из вечеров она сидела дома с чашкой чая, листая старые фото. Наткнулась на снимок с Николаем. Они тогда были на даче у его друзей, она помнила тот день — он большую часть времени помогал хозяину чинить забор. Она весь день провела в одиночестве с книжкой.

Катя посмотрела на своё лицо на фото: она улыбается, но глаза усталые.

Она не удалила снимок, но отправила его в архив.

Это ведь не предательство прошлого — просто признание, что оно прошло.

Однажды вечером Павел пригласил её на выставку. Современное искусство — раньше она бы отказалась, но теперь решила: почему нет?

Они стояли перед странной инсталляцией — кучей разбросанных тапок, в центре которых лежал стеклянный шар.

— Как думаешь, что хотел сказать автор? — спросил он.

— Что мы все ходим кругами вокруг себя, не зная, чего хотим, — усмехнулась Катя.

— Или что тапки важнее, чем шар. А шар — это ты, — улыбнулся Павел.

Она посмотрела на него. В этот момент она поняла: ей впервые за долгое время спокойно. Не вспышка эмоций, не дрожь — а тёплое, надёжное ощущение.

— Знаешь, — тихо сказала Катя, — я впервые не чувствую, что должна заслуживать чьё-то внимание. Это странно. И приятно.

— Так и должно быть, — просто ответил он.

Катя всё ещё шла по новому пути — осторожно, не торопясь. Иногда вспоминала прошлое, но уже без боли. А будущее больше не пугало.

Оно стало возможным.

 

Катя не спешила давать определения тому, что происходило между ней и Павлом. Они просто проводили время вместе. Без ярких обещаний, без ожиданий «вот сейчас он сделает что-то особенное». Всё было тихо — и от этого особенно ценно.

Павел оказался не из тех, кто заваливает сообщениями, ревнует к друзьям или требует внимания. Он был как уютное кресло в углу комнаты: незаметный с первого взгляда, но в нужный момент — идеальное место, чтобы отдохнуть.

Однажды вечером, после долгого рабочего дня, они сидели у него дома, ели пиццу из коробки и молча смотрели старый фильм. Катя положила ноги на диван, закуталась в плед. Павел вздохнул:

— У меня к тебе странный вопрос. Но хочу спросить.

— Странные — мои любимые, — улыбнулась она.

— Ты боишься снова в кого-то влюбиться?

Катя замерла. Не от страха — от неожиданности. Она не готова была к такому прямому вопросу. Но Павел не смотрел на неё требовательно — просто ждал.

— Я не боюсь чувств, — наконец ответила она. — Боюсь снова потеряться в них. Стереть себя, как раньше.

Он кивнул:

— Хорошо. Тогда договоримся: если вдруг пойдёт куда-то не туда — ты скажешь. А если я начну исчезать в себе — ты меня остановишь.

— Сделка, — сказала она, и впервые за долгое время почувствовала: не нужно быть наготове. Можно просто быть.

Они не называли друг друга «пара». Он не предлагал «встречаться» вслух. Но на её день рождения он сам испёк пирог. Катя расплакалась, не потому что пирог был идеальный (он был кривой и сгоревший с краю), а потому что в нём была забота — настоящая, не показная.

Иногда Николай всё ещё всплывал в её памяти. Где-то в метро, в чужом профиле, в фразе, услышанной на улице. Но это уже были не воспоминания, а просто… следы. Прошлое больше не болело, не тянуло назад.

Однажды Светлана подошла к ней с осторожным тоном:

— Слушай, Катя… Николай тут звонил. Спрашивал, как ты. Сказал, что жалеет. Говорит, что всё понял.

Катя вздохнула и посмотрела в окно. Солнечный свет мягко ложился на её стол.

— Я тоже многое поняла, — тихо сказала она. — Но мы поняли слишком поздно. И каждый — своё.

Позже, возвращаясь домой, она подумала: любовь — это не про громкие признания и не про идеальные совпадения. Это про выбор. Тихий, каждый день. Про то, кто остаётся рядом, даже когда ты молчишь. Про то, кто слышит, даже когда ты не кричишь.

И, пожалуй, впервые за долгое время она чувствовала, что у неё есть право — не только любить, но и быть любимой так, как она хочет.

С уважением. Без спешки. По-настоящему.

 

Прошло полгода.

Катя больше не жила прошлым. Не искала в людях подвоха. Просто жила. Иногда скучала по тем временам, когда всё казалось ясным — “вот он, человек, за которым буду идти”. Но теперь понимала: тогда она больше шла за, чем вместе.

С Павлом они сблизились. Не внезапно, а как две реки, которые долго текли параллельно, пока в какой-то момент не встретились. Всё было по-другому. Не как в её прошлых отношениях, где за вниманием приходилось бороться. Здесь ей просто давали — время, участие, тепло.

Однажды, возвращаясь от родителей, она позвонила ему:

— Ты дома?

— Конечно, — ответил он, и по голосу она поняла: он ждал её.

Она вошла, сняла обувь, поставила сумку. Из кухни тянуло запахом чая и свежих булочек. Павел обернулся от плиты:

— Ты вся в снегу.

— Это зима, — улыбнулась она, — она не спрашивает разрешения.

Он протянул ей плед, и она завернулась в него, как в кокон. Он сел рядом, протянул кружку и вдруг, не глядя, сказал:

— Я тут подумал. Мне с тобой — легко. И спокойно. Даже когда ты молчишь или сердишься. Это… просто моё.

Она смотрела на него и знала — он не делает «предложение». Он делает выбор.

И в этот момент она поняла: больше не боится быть рядом. Не боится раствориться — потому что теперь она знает, кто она. Не боится привязаться — потому что не чувствует угрозы. Не боится любить — потому что чувствует, что её любят в ответ. Не за «удобство». Не за «хорошесть». А просто — её.

— Я тоже это чувствую, — спокойно ответила она. — Только не говори, что я — твой шар среди тапок.

Он рассмеялся:

— Нет. Ты — моя Катя. И я рад, что однажды ты не захотела ждать, пока я всех спасу.

— Потому что теперь мне не нужно спасения, — улыбнулась она. — Мне просто хорошо.

Они сидели в тишине. За окном падал снег. И всё было так просто.

А значит — по-настоящему.

Конец.