Задетое самолюбие
— Тебе самой не стыдно?! — заорал в трубку Сева.
— А почему я, взрослая свободная женщина, не имею права провести вечер так, как мне нравится? — спокойно ответила Рита.
— Да проводи хоть на Луне! Но в бане — это уже перебор!
— А что не так с баней? Чисто, тепло, культурная компания… не бордель же.
Тишина на том конце длилась пару секунд. Потом — как ножом по сухожилию:
— Я ухожу. Насовсем. У меня другая. Ребёнок будет.
Слова прозвучали буднично, почти равнодушно, как объявление прогноза погоды.
— А как же мы? — еле слышно спросила Рита.
— А что вы? Живите. Просто без меня. Алименты буду платить. На развод подам на днях.
Он вышел, захлопнув за собой дверь. Оставил её сидеть за столом, где ещё стояла тарелка с недоеденными голубцами. Он, к слову, ел с аппетитом. Видимо, бросать жену на голодный желудок счёл неуместным.
Пять лет отношений — вычеркнуты за пятнадцать минут. Тихо, без истерик. Как будто выкинул старую рубашку, ставшую тесной. Рита сидела, не двигаясь. Боль пришла не сразу — сначала было онемение.
Но вот что бесило сильнее всего: он умудрился прятать всё это мастерски. Ни следов, ни запаха чужих духов, ни опозданий с работы. Ни подозрительных звонков. Как он всё успевал?
А случилось всё это за пару дней до Нового года. Символично. Подарок под ёлку: свобода, одиночество и пустота на троих — ей, сыну и обманутым воспоминаниям.
Сын спал у бабушки с дедушкой. Она осталась одна — растерянная, уязвлённая, раздавленная. Но не сломленная.
И вдруг — ближе к полуночи — раздался звонок. Ленка, её давняя подруга, позвала на «банную вечеринку»: немного попариться, выпить, послушать музыку. Просто не сидеть дома и не глотать обиды под бой курантов.
Рита сомневалась. Но потом, как будто кто-то внутри неё решительно шепнул: «Поехали». И она — поехала.
В компании было несколько пар и несколько одиночек. Один из мужчин — высокий, с лёгкой улыбкой и цепкими глазами — сразу обратил на неё внимание. Егор. Разведён. Временно свободен — до среды. Почти как в детском мультфильме.
Он оказался лёгким в общении, без лишнего давления. Они говорили, пили за знакомство, шутили. И вдруг — предложение от Егора:
— Может, попаримся? Всё равно баня натоплена.
— Да я купальник не взяла! — смутилась Рита.
— А внизу-то что-то есть?
— Ну… бельё…
— Отлично. Лучше любого купальника.
Она поймала на себе взгляды — кто-то смотрел с удивлением, кто-то с насмешкой, кто-то с ревностью. Даже Ленка, кажется, была немного… уязвлена.
Но Рита решила впервые за долгое время не оглядываться.
В баню они так и не пошли. Вернулись с рассветом. Улыбались. Он держал её за руку, как будто знал — она очень устала быть одной. А она чувствовала, что впервые за много месяцев живёт, а не просто выживает.
К полудню все начали выбираться на кухню. Кто-то — с глупыми шутками, кто-то — с неодобрением. Она замечала взгляды. Презрение? Зависть? Непонимание?
Почему, спрашивается, мужчину, сбежавшего к беременной любовнице, никто не осуждает? А женщину, которая провела ночь с симпатичным мужчиной, — сразу «развратной» нарекли? Как удобно…
Они с Егором уехали раньше. Он настоял. Предложил увидеться на следующий день. И она согласилась — без колебаний.
А вечером снова зазвонил телефон. На экране — Сева.
— Ты, значит, так? С мужиком в бане, как последняя… — начал он, едва она подняла трубку.
— Во-первых, я теперь не твоя. Во-вторых, это не «какой-то» мужик — мы познакомились. В-третьих, ты мне сам объявил, что ушёл. Так что претензии — в зеркало.
— Но мы ещё не разведены! Ты позоришь меня!
— Позорище — это жить на два фронта и строить из себя святого. А я — просто свободный человек. И имею право быть счастливой.
— Ты вела себя, как последняя… — Севка почти кричал.
— А ты — как первый… предатель. Так что теперь считай, что счёт равный. Один — один.
И она отключилась. С облегчением.
Прошло чуть больше месяца. Январь закончился, как дурной сон, и февраль вошёл в жизнь Риты почти незаметно — снежный, холодный, но… светлый. Свет — он теперь исходил от неё самой.
Она всё чаще ловила своё отражение в зеркале. В глазах — не уставшая тень женщины, которую бросили, а блеск, чуть насмешливый, чуть уверенный. Она снова стала собой, только чуть взрослее, крепче, и, пожалуй, даже красивее. Внутри всё уже не горело болью — только еле тлело, как угли после костра.
С Евгением (она так и продолжала звать его Егором — привычка с той самой ночи) они начали видеться почти каждый день. Он заезжал после работы, приносил то сладости для Вовки, то еду, то просто хорошее настроение. Ни одного громкого слова. Ни попытки вторгнуться в её пространство. Он как будто знал: ей не нужен «спасатель» — ей нужен партнёр, тот, кто рядом, а не над ней.
— Ты не торопи себя, — сказал он однажды, когда она в который раз запнулась, боясь шагнуть дальше. — Я не жду, что ты завтра пойдёшь в ЗАГС. Я просто хочу, чтобы ты не боялась улыбаться.
Улыбка вернулась. Сначала неуверенно. Потом — всё чаще.
Она вышла на работу — снова вела бухгалтерию у местной компании. Шеф, Сергей Павлович, давно знал её как профессионала. Даже не стал задавать лишних вопросов. Словно понимал: если женщина возвращается — значит, пришло её время.
И тут… снова напомнил о себе Сева.
Поздно вечером, когда Рита читала сыну сказку, пришло сообщение:
«Я скучаю. Не могу забыть. Дай мне шанс всё исправить…»
Сердце дрогнуло. Но… не защемило. Ни боли, ни обиды. Только усталость.
«Исправить?» — подумала она. — «Исправляют забытые покупки в магазине. А не то, что ты сломал во мне».
Она не ответила. И больше не собиралась.
На следующий день он явился сам. Стоял у подъезда с потупленным взглядом, жалким букетом и виноватым лицом, которое когда-то вызывало в ней жалость. Сейчас — только раздражение.
— Прости. Я был дурак.
— Был? — сухо переспросила она. — Или остался?
Сева попытался объяснить, заикнулся про сына, про «всё ещё люблю», про «начнём заново». Но она уже знала: ничего заново не будет. Ни доверия. Ни семьи. Ни «как раньше».
— Я больше не та, что была, Сева. А ты — всё тот же. Нам не по пути.
— А этот твой… банщик? Он тебе кто?
— Человек, который меня уважает. Уже за это он тебе фору даёт.
Сева ушёл. С оскорблённым лицом, как будто его предали. Но Рита чувствовала — она не предала себя, и это было главное.
Вечером она сидела на балконе, закутавшись в плед, пила горячий чай и слушала, как Вовка хохочет в комнате с Егором, играя в настольный футбол.
— Мам, он нас не бросит? — спросил сын, выглянув из-за угла.
Рита опешила.
— А ты хочешь, чтобы он остался с нами?
— Ага! Он не кричит, как папа. И читает сказки смешно.
Егор подошёл, сел рядом, не спрашивая, о чём был разговор. Просто накрыл её руку своей. Молча. Уверенно.
Рита посмотрела на него — и впервые поняла: это не просто роман после развода. Это — второй шанс. Только теперь — настоящий.
Весна пришла неожиданно. Сначала — в лице раннего солнца, тающей крыши и первой капели. Потом — в душе Риты.
Егор стал частью её жизни почти незаметно. Без обещаний и громких слов, но с действиями, которые говорили больше любого “люблю”.
Он помогал с Вовкой — водил его в садик, чинил поломанный пульт от машинки, рисовал динозавров на обоях (“это временно, мама разрешила”). Он не пытался “заменить” отца — просто был рядом, когда это было нужно.
Иногда они проводили вечера втроём: мультики, какао, домашняя пицца. Иногда — вдвоём: свечи, разговоры, тишина, в которой больше понимания, чем в тысяче слов.
Однажды он тихо спросил:
— Ты веришь, что можно начать сначала?
Рита посмотрела на него долго.
— Не сначала. А — с новой страницы. Потому что первая — прожжена. А вторая — написана болью. Но, знаешь… я больше не боюсь листать дальше. И я точно знаю: теперь я выбираю, с кем писать эту историю.
Он ничего не ответил. Только обнял крепко. Тепло. Без лишнего.
Сева ещё пару раз звонил. Писал. Один раз даже прислал фотографию новорождённого сына от новой жены — с припиской “мне жаль, что всё так вышло”.
Рита не отвечала. Не потому, что мстила. Просто она отпустила. Совсем.
Однажды она вернулась домой уставшая. День был тяжёлым, Вовка простыл, с работой было туго. Войдя в квартиру, она услышала тихую музыку, запах пирога и увидела Егора, сидящего на полу с ребёнком на коленях.
— Мы ждали тебя, — сказал он.
И в этот момент Рита вдруг поняла: она не просто выжила после всего, что случилось. Она выросла. Стала сильнее. Мягче, но крепче. Перестала ждать, что её спасут. И встретила того, кто не спасал — а просто шел рядом.
— А что ты скажешь, если мы поженимся? — вдруг спросил он, без коленопреклонений, без колец. Просто — с прямым взглядом.
Рита рассмеялась. Не потому что вопрос был смешной. А потому что не было страха. Никакого.
— А что, если… сначала мы просто поживём? Без штампов. Без спешки. Мы уже сгорели однажды. Давай не будем торопиться?
Он кивнул. И она снова поняла — этот человек понимает её. До самой глубины.
А потом была весна. Настоящая. Цветущая. И вишня под окнами, которая вдруг распустилась почти за ночь. И смех Вовки, и вечерний чай, и рука, которую больше не хотелось отпускать.
Рита наконец-то посмотрела в зеркало и увидела не «брошенку», не «жертву развода», не «девочку из бани» — а женщину, которая выстояла, выжила и выбрала себя.
Себя — и новую жизнь. С тем, кто её не спасал. А просто полюбил — такую, какая она есть.
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Рита и Егор стали жить вместе. Всё шло не всегда гладко — иногда уставали, иногда спорили, иногда казалось, что у каждого свои страхи и раны слишком глубоки, чтобы просто так их забыть. Но именно это делало их отношения настоящими — без иллюзий, с пониманием и терпением.
Вовка, сначала осторожно, потом всё смелее, принимал Егора в свою жизнь. Иногда ловил взгляд мамы, когда она смотрела на них двоих, и понимал: теперь у них есть своя маленькая крепость, где каждый может быть собой.
Однажды вечером, сидя в тёплом свете лампы, Рита задумчиво сказала:
— Знаешь, я давно не боялась быть одной. Но теперь… я боюсь потерять то, что нам удалось построить.
Егор улыбнулся и взял её за руку:
— Боязнь — это нормально. Но она не должна управлять нами. Главное — идти вперёд, вместе.
И именно в этот момент Рита поняла — страхи прошлого больше не будут ей диктовать, как жить. Они останутся, как шрамы — напоминающие о том, что она сильнее боли и предательства.
Она вновь научилась мечтать — не о сказках, а о настоящем. О семье, где есть любовь, уважение и свобода быть собой.
И теперь, когда Рита смотрит в будущее, она знает: даже если путь будет сложным — она уже не одна. И это самое главное.