Другая.

Аня сидела в мягком кресле, вертя в пальцах помаду. Ярко-красная. Определённо не её. Она вообще не красит губы, особенно такими вызывающими оттенками.

Недавно она уже сталкивалась с чем-то странным — нашла длинный чёрный волос на подголовнике в машине. У неё стрижка каре и светло-каштановые волосы. Тогда она сразу спросила у Егора:

— Это чей? У нас дома таких волос нет.

— Ань, не накручивай себя. Помнишь, вчера ливень был? Я увидел на остановке женщину с ребёнком, решил подвезти. Она живёт недалеко, буквально в соседнем квартале.

— Ясно, — сдержанно ответила она.

— Ты что, ревнуешь? Думаешь, я тебе изменяю?

— Нет, просто… странно.

Он обнял её, нежно провёл рукой по спине:

— Любимая, ну что ты. Ты же знаешь, я тебя одну люблю. Мне больше никто не нужен.

А теперь вот помада. Вчера, когда она заехала на самообслуживание на мойку, под ковриком наткнулась на этот тюбик. Совсем новый, дорогой. Может, он опять кого-то подвозил? Но на работе у Егора только одна женщина — Мария Михайловна, уборщица пенсионного возраста. Вряд ли такая элегантная помада принадлежит ей.

Мысли крутились в голове. За семь лет брака они многое пережили, но в последнее время Егор стал задерживаться на работе. Говорил, новая должность требует больше времени. Всё может быть… Или нет?

Аня подошла к зеркалу. Тридцать лет — ни морщин, ни признаков усталости. Только лёгкие линии у глаз — от смеха и тонкой кожи. Каре ей очень шло, фигура в отличной форме. Мужчины до сих пор оборачивались, хоть она давно уже не красилась и не делала укладку каждый день. Неужели он охладел?

На кухне завибрировал телефон.

— Привет, Егор, ты уже едешь? Мне ужин разогреть?

— Нет, зайка, пока не могу. Немного задержусь. Пару часов — и я дома. Люблю тебя.

Гудки.

Аня сразу же набрала Марину.

— Машину дашь сегодня? Обещала маме заехать, а у Егора машина, и моя в ремонте. Фикус ей везу.

— Конечно, заезжай.

Взяв ключи, Аня спустилась, захватила из дома контейнер с едой — предлог. Ехала к мужу на работу. Хотела убедиться, что он там. Если не врёт — скажет, что привезла поесть. А если всё нормально — предложит заехать потом в ТЦ, купить новое постельное бельё.

У офиса было почти пусто. Свет едва пробивался из окон. Она постучала в стеклянную дверь. Дежурный охранник, Виктор Степанович, поднялся навстречу.

— Анна Сергеевна? А вы чего?

— Мужу хотела еду завезти. Он работает?

— Так он ушёл ровно в пять. Минуту в минуту.

— Поняла. Наверное, разминулись. Спасибо.

Она вышла, села в машину. Набрала Егора.

— Ты ещё не закончил?

— Почти. Час — и домой. Не отвлекай, ладно?

Что ты там “почти закончил”? — мелькнуло у неё в голове. Ложь. Это ложь. Она чувствовала.

Когда он вернулся вечером, Аня сослалась на головную боль и закрылась в спальне. Всё внутри бурлило. Хотелось кричать, обвинять, требовать объяснений. Но доказательств не было. Только подозрения.

Утром она поехала в налоговую, завершила пару задач для клиентов, и сразу же взяла отгулы на несколько дней — в обеих компаниях, где работала дистанционно.

Вечером вновь зашла к Марине.

— Снова к маме? — с улыбкой спросила та, вручая ключи.

— Нет, просто по делам. Егор опять задерживается, а моя всё ещё в ремонте.

Марина прищурилась:

— Аня… у тебя всё нормально? Ты не скрываешь от меня ничего? Может, у тебя роман?

— У меня? — усмехнулась она. — Как раз у меня — никого.

— Тогда сядь. Рассказывай. Что происходит?..

 

Аня тяжело вздохнула и села на кухонный стул, положив ключи на стол.

— Марин, только пообещай, что никому ни слова, — тихо произнесла она, едва заметно дрожа.

— Конечно, ты же меня знаешь. Давай, рассказывай.

— Я… я думаю, Егор мне врёт. — Она посмотрела в окно, будто надеялась, что за стеклом найдёт уверенность. — Нашла в машине губную помаду. Не мою. Красную. Я такие не ношу. И вообще не пользуюсь косметикой в последнее время.

Марина молча налила чай в кружки и присела рядом.

— Думаешь, у него кто-то есть?

— Пока не знаю. Но он стал задерживаться, избегает прямых взглядов, да и отговорки какие-то стали скользкие. Я вчера ездила к нему на работу — сказала, что еду к маме. А он уже ушёл, хотя по телефону уверял, что всё ещё там.

— Жёстко. Аня, ну… может, он правда просто устал? Мужики иногда так работают, будто спасают мир. Или… — Марина осеклась.

— Или просто уходят к тем, кто делает укладку и красит губы. — горько усмехнулась Аня.

— Эй. Не смей так о себе говорить. Если он и правда играет в двойную жизнь — дурак. Но ты должна быть уверена. Подозрения — это как яд. Или глотай до конца, или вытрави.

Аня кивнула. В груди всё жгло — неуверенность, злость, страх. И всё же она решила действовать.

— Марин, можно я твой GPS-трекер возьму? Тот, который ты в сумку сыну клала, когда он к бабушке ездил.

— Конечно. Только ты точно готова к правде?

— Не знаю. Но я устала быть в неведении.

В ту же ночь она дождалась, пока Егор заснёт. Тихо поднялась, взяла его ключи и вышла к машине. Стараясь не шуметь, прикрепила трекер под пассажирское сиденье. Всё. Теперь она будет знать, куда он ездит, когда «задерживается на работе».

На следующий день он, как обычно, поцеловал её в лоб:

— Буду поздно. Совещание. Не жди.

— Хорошо. — Она постаралась улыбнуться. Почти получилось.

Когда дверь за ним закрылась, Аня взяла телефон и открыла приложение с трекером. Точка на карте медленно двигалась в сторону другого конца города. Ни офиса, ни бизнес-центра там не было. Жилой массив. Неизвестный ей адрес.

Сердце забилось сильнее. Она бросила взгляд на время — только начало седьмого. Поздно не было.

Вновь взяла машину Марины, пообещав только:

— Сегодня последний раз. Обещаю.

Дом был панельный, старого типа, с облупленными подъездами и палисадником, где цвели запоздалые пионы. Машина Егора стояла у обочины.

Аня выключила фары и осталась сидеть в темноте. Прошло минут десять, прежде чем дверь одного из подъездов открылась. Из него вышла девушка — высокая, стройная, в короткой куртке и джинсах. В руках — пакет с продуктами. Она оглянулась, как будто кого-то ждала.

Следом появился Егор. Он взял у неё пакет и что-то ей сказал. Та рассмеялась, легко коснулась его руки.

Аня смотрела, не дыша. В груди — холод. Не страх, не ярость. Пустота. Он лгал. Всё это время.

Она не стала выходить из машины. Не устроила сцену. Просто развернулась и уехала.

Дома она выключила телефон и легла в постель, глядя в потолок.

Завтра она всё ему скажет. Не скандал, не истерику. Просто правду. И решение.

На следующее утро Аня проснулась рано. Впервые за долгое время — сама, без будильника.

В кухне стояла непривычная тишина. Даже холодильник, казалось, работал тише обычного. Вода в чайнике закипала медленно, как будто и она знала — сегодня всё по-другому.

Егор вышел из спальни в привычное время, потягиваясь и зевая.

— Доброе утро, — бросил он, проходя мимо и чмокнув её в щёку. — Как спалось?

— Нормально, — ответила Аня, не поднимая взгляда. Она сидела за столом с кружкой в руках, уже в платье, волосы уложены. Сегодня она не пряталась за небрежностью.

Он поставил себе кофе и заметил это:

— Ух ты. Какая красивая. Куда-то собираешься?

Она подняла на него спокойный взгляд.

— Да. Хочу сегодня начать с чистого листа.

Егор усмехнулся:

— Звучит серьёзно. Что, решила сменить работу? Или наконец согласилась на йогу с Мариной?

— Нет. Я просто больше не хочу жить в самообмане.

Он остановился с кружкой в руке. Посмотрел на неё внимательнее.

— Аня, о чём ты?

— Я вчера была у тебя “на работе”. Помнишь, ты сказал, что задержишься?

Егор замер.

— Я заехала. Но тебя там не было. Охранник сказал, что ты ушёл ровно в пять.

Он отвёл взгляд.

— Я… Аня, я просто не хотел тебе говорить. Была встреча с клиентами, неофициальная, в городе.

— Тогда почему соврал?

Он сделал глоток кофе, словно надеясь, что напиток даст ему нужные слова.

— Я не хотел, чтобы ты волновалась. Да и… всё это не то, о чём ты думаешь.

— А что я думаю, Егор?

Тишина.

Она поставила кружку на стол.

— Я знаю, где ты был. Видела. Видела тебя с ней. Как вы вышли вместе, как ты нес ей пакет, как она смеялась. Мне не нужны объяснения. Ни имена, ни оправдания.

Он молчал. И это молчание было хуже любой лжи.

— Я не собираюсь устраивать сцен. Не хочу жалеть себя. Я просто хочу свободы. И тебе тоже её желаю.

— Ты хочешь развода?

— Я хочу честной жизни. Без трекеров в машине. Без губной помады под ковриком. Без этого постоянного “я тебя люблю”, когда на деле — только пустота.

Он опустился на стул, потер лицо руками.

— Прости… Я не хотел, чтобы всё так вышло. Просто стало как-то… по-другому. Мы стали другими. Я не знаю, когда это произошло.

— Я знаю. Когда ты перестал выбирать меня.

Она встала, подошла к комоду и достала уже собранную папку.

— Здесь заявление. Я не тороплю, но подпиши, когда будешь готов.

Егор смотрел на неё так, будто впервые видел. В ней не было истерики, слёз, слабости. Только ясная, пронзительная решимость.

Она подошла к двери.

— Я сегодня у Марины. Завтра поеду к маме. Потом, может быть, сниму квартиру. А может, куплю билет на юг. Поживу у моря. Я не знаю.

Она надела пальто, взяла сумку.

— Но теперь я снова выбираю себя. И это лучший выбор, который я сделала за последние годы.

И вышла.

Машина Марины стояла под домом. Утро было свежим, пахло июнем и дождём. Аня села за руль и просто посидела минут десять, не включая двигатель.

Двор медленно просыпался. Где-то лаяла собака, кто-то вышел на балкон в халате с чашкой кофе, вдалеке голосом позвала мать своё чадо:
— Артём, завтракать!

Жизнь вокруг продолжалась, как ни в чём не бывало. Без неё. Или — несмотря на неё.

Она поехала без определённой цели. Маме ничего не сказала — та начала бы суетиться, причитать, ругаться. Ей нужно было просто побыть одной.

На окраине города, где старые районы переходят в коттеджные посёлки, она свернула на узкую дорогу и остановилась у берега реки. Там был маленький пирс и скамейка, которую почти никто не знал — кроме тех, кто когда-то здесь влюблялся, грустил, мечтал.

Аня села, сбросив туфли, и опустила босые ноги на тёплые доски.

В голове было пусто. Никаких мыслей. Только звуки: плеск воды, ветер, редкие крики чаек.
Это была свобода. Незнакомая, пугающая и в то же время… светлая.

Она достала телефон. Пропущенный от Егора.
Одно сообщение:
“Аня, пожалуйста, дай мне шанс всё объяснить.”

Удалить? Ответить? Оставить без ответа?

Она закрыла экран. Ещё рано. Пусть повисит. В жизни тоже должно быть место паузе.

— Привет, ты где? — сообщение от Марины.
Аня набрала:
— Просто катаюсь. Скоро вернусь. Не переживай.

Тем вечером они с Мариной сидели на балконе, укрывшись пледом, пили сухое вино из бокалов, оставшихся с девичника пятилетней давности.

— Ты знаешь, — сказала Аня, глядя на небо, — я не хочу мстить. Не хочу играть в «а вот теперь ты поживи без меня». Я просто… не могу больше притворяться, что всё хорошо. Это же как жить в чужой коже.

— Ты сильная, Ань, — тихо сказала Марина. — Даже если сейчас тебе не так кажется.

Аня улыбнулась.

— Я просто устала. Но да, наверное, внутри что-то ещё живо. Может, я начну рисовать. Или поеду к тёте в Абхазию. Или заведу кота. Своего. Большого. Чёрного.

— А может, заведёшь новую любовь? — подмигнула Марина.

— Только если сначала сама себя полюблю. И приму. Знаешь, я себя как будто потеряла… А теперь нашла. Немного пыльную, с трещинами, но настоящую.

Они молчали. Потом Аня вдруг сказала:

— Завтра куплю себе ярко-красную помаду. Вот такую, как в машине нашла.

— Ты? Помаду?

— Да. Просто чтобы напомнить себе: я могу быть любой. Не для кого-то. Для себя.

Марина засмеялась и чокнулась с ней бокалом.
— За тебя, Аня. За твоё “сейчас”. И за всё, что впереди.

На следующее утро Аня проснулась с непривычным ощущением. Сначала она не поняла, что не так. Потом поняла: внутри было тихо. Не пусто — именно тихо.

Не было тревожного «что он сегодня скажет», не было боли от собственного молчания, не было надрыва. Только утренний свет на стене, аромат кофе из кухни — Марина уже возилась — и первая мысль:
“Я свободна. И я целая.”

Она приняла душ, тщательно высушила волосы, сделала лёгкий макияж. Потом достала из сумки ту самую губную помаду. Ярко-красную. Не свою. Но теперь — её.

Нанесла с осторожностью, как будто примеряя не просто цвет, а новое лицо. Новую себя.
Подошла к зеркалу, посмотрела. Да. Это была она. Такая, какой давно не видела себя. Такая, какой боялась быть. Такая, какой всегда хотела стать.

Она надела любимое платье — не по случаю, не чтобы кого-то впечатлить. Просто потому, что ей хотелось чувствовать себя красивой для себя самой.

На кухне Марина обернулась и остановилась.

— Ух ты. Ты… светишься.

Аня улыбнулась.

— Просто вспомнила, кто я. И как много всего впереди.

Она взяла сумку, ключи от своей машины, которую наконец забрали с ремонта, и направилась к двери.

— Куда ты?

— Пока не знаю. Может, за кофе. А может, билет куплю на поезд — куда-нибудь, где пахнет морем и апельсинами.

Марина усмехнулась:

— И ты ещё говоришь, что не смелая.

— Я не смелая. Я — живая. И я себе нравлюсь.

Она вышла из квартиры. На улице уже чувствовалось лето — настоящее, душное, с пыльными тополями и запахом прогретого асфальта.

Аня села за руль и на секунду закрыла глаза.

“Не бойся. Не оборачивайся. Всё, что нужно — впереди.”

Она завела двигатель и поехала. Без маршрута. Без навигатора. Только с внутренним компасом.

Потому что теперь она знала:
если идти честно — дорога всё равно приведёт туда, где тебе должно быть хорошо.