Богатая наследница

— Ну что ж… сердце не обманешь. Иди, — спокойно произнесла Ольга.

— Серьёзно? Так просто отпустишь? — опешил Сергей. Он ожидал слёз, истерики, всего чего угодно, но не этого.

— Да. Если тебе там лучше — уходи, — без колебаний ответила она.

И зачем его туда потянуло? Ведь у него была Ольга — умная, красивая, с хорошей работой и головой на плечах. Ни мелочной, ни завистливой, в достатке живут, квартира — её собственная, ещё до брака купленная.

Никогда не упрекала — ни в разбросанных носках, ни в том, что лежит целыми днями на диване, ни даже в том, что денег почти не приносил. Последние месяцы, к слову, вообще ни копейки: после увольнения сидел дома, делай что хочешь — полная свобода.

— Я тебе на карманные расходы оставила, Серёжа. Сходи, развейся, — говорила с той же доброжелательной улыбкой.

— А мясо тебе как лучше прожарить, любимый?

И всё вроде бы идеально, а он — заскучал. Или заигрался. Вот и появился эпизод — Лидка. Просто случайная встреча, немного флирта в пустом магазине, и приглашение “забегать на огонёк”.

Он и стал забегать. Раз в неделю. Для разнообразия. Говорил Ольге, что ходит на собеседования — она и не спрашивала особенно. Доверяла.

Но, как назло, подруга Ольги, Марина, в то же время приехала к матери, которая — о, совпадение! — жила в том же доме, что и Лидка.

И кто за всем этим стоит? Судьба? Провидение? Или просто дурацкая случайность?

Марина, конечно, всё увидела. И сняла. Да, сзади. Но в тех самых весёленьких резиновых сапогах, которые он зачем-то действительно надел — для убедительности, якобы на рыбалку едет с Борей.

Весь спектакль был продуман: даже сапоги. А оказалось — комедия с плохим концом.

— А куда это твой кот в сапогах утром поскакал? — язвительно спросила Марина у Ольги. — У нас тут приличных женщин в подъезде нет. Зато есть одна… кассирша.

И как тут оправдаться? Все доказательства налицо: видео, адрес, всё.

Когда он в воскресенье “вернулся с рыбалки”, где “связи не ловит”, дома его ждал не ужин, а разговор.

— Это давно у тебя? — только и спросила Ольга.

Не кричала. Не обвиняла. Не просила остаться. Просто задала вопрос.

А ведь встречался он с Лидкой уже месяц, по выходным, пока жена была на работе. И теперь согласился на два дня — с ночёвкой.

Боря прикрыл. Но этого оказалось мало. Марина оказалась бдительнее.

Пришлось признаться. А Оля впервые в жизни сорвалась — наговорила всё, что копилось. Сергей взбесился:

— Не нравится? Я уйду!

— Ну что ж… если не любишь — уходи, — повторила она.

Он ожидал другой реакции. Ведь это же конец брака — пять лет вместе! А она — будто и не держит вовсе. Ни слезинки, ни обиды. Даже неловко стало.

— Я ведь… не всерьёз, — хотел сказать. Просто проверял: как отреагирует.

А Лидка? Она не ждала. Не звала. У неё — свобода, своя жизнь. Да, понравился. Да, пригласила. Но без обещаний и планов на завтра.

Он сам всё усложнил. Хотел вызвать жалость, получить прощение, почувствовать себя нужным. А в итоге — остался с чем?

Сапоги, рыбалка и разбитый брак.

Сергей стоял у двери, будто не веря, что всё это происходит на самом деле. Чемодан — нелепо маленький, как для человека, который не собирался никуда уходить по-настоящему. Просто жест. Просто “на испуг взять”.

А теперь? Стоит, сжимает ручку, не знает — поворачиваться ли, говорить ли что-то. Может, она остановит? Но Ольга молчит. Просто смотрит.

— Я, наверное… — начал он, но голос предательски дрогнул.

— Ты уже всё сказал, — ответила она спокойно. Без надлома. Без истерики. Словно он был соседом, занявшим денег и уходящим без отдачи.

Он медленно вышел. Лифт ехал долго, как назло. В голове — пусто. На улице было жарко, но внутри — будто февраль. Снежный, глухой, холодный.

Позвонил Борьке — переночевать. Тот, конечно, пустил. Но вечер выдался на редкость тягучим. Телевизор бурчал сам по себе, пиво было тёплым, а мысли — невыносимыми. Лидке писать не хотелось. И звонить — тем более. Стало ясно: туда он не стремился. Не туда его тянуло.

Через пару дней он всё-таки набрал Лидку. Та ответила с удивлением:

— Серёга? А чего звонишь?

— Ну, я подумал… может, встретимся? Поболтаем.

— Ты вроде говорил, что всё серьёзно у тебя дома. Типа семья, любовь, всё такое.

— Ну… уже нет.

— А-а-а… — протянула она. И пауза. — Слушай, не обижайся, ладно? Но у меня сейчас вообще другой этап. Я только вкус свободы почувствовала. Не хочу ничего серьёзного. Ни скандалов, ни выяснений, ни сумок у двери.

— Я и не прошу. Просто… увидеться.

— Серёг… Ты хороший. Правда. Но мне это не нужно. Не сейчас.

Он отключился. Сел. Закурил. И понял: всё.

Не осталось ничего. Ни семьи, ни интрижки. Ни рыбалки, ни Борькиной лжи, ни “мяса как тебе пожарить”.

Прошла неделя. Потом две. Ольга не звонила. Не писала. Не искала.

Он решил зайти. Просто узнать, как она. Без ожиданий.

Открыла она. Спокойная. Чуть уставшая. Но в глазах — ни злобы, ни боли. Просто — закрытая дверь.

— Я думал… может, поговорим?

— А что говорить? Всё уже было сказано.

— Прости.

— За что? За то, что ты был слабый человек? За ложь? Или за то, что не ушёл тогда, когда было честнее уйти?

Он не знал, что ответить. Просто смотрел, как она держит себя — собранная, чужая.

— Ты справишься, — сказала она и мягко прикрыла дверь.

Щёлкнул замок. Навсегда или на время — он не знал.

Но впервые за долгое время понял: возвращаться уже некуда.

И не к кому.

 

Прошёл месяц.

Сергей снял угол в коммуналке — комната с облупленными стенами, скрипучей кроватью и запахом чужой еды. Соседи были разными: кто-то — вежливый, кто-то — пьяный. Телевизор стоял старый, показывал через раз. Интернет ловил только у двери, если повезёт.

Работы он так и не нашёл. Ходил на собеседования, но то возраст “не тот”, то “опыта маловато”, то просто не перезванивали. Денег оставалось всё меньше.

Он стал выходить на улицу всё реже. Сидел, смотрел в окно и курил. Иногда вспоминал, как Ольга вечно просила не курить дома — “воняет же, Серёжа”. А он курил — назло. Глупо.

Теперь в комнате воняло, и уже не от сигарет, а от бессилия.

Однажды утром он проснулся раньше обычного. Свет бил в глаза. В голове — тяжесть, но и какая-то странная ясность. Он встал, умылся, побрился — впервые за долгое время. Побрился чисто, как когда-то перед свиданием.

Вышел на улицу. Купил кофе в бумажном стакане. Гулял. Долго. Просто шёл, пока ноги не занемели. И вдруг оказался возле того самого дома, где когда-то жил. Их дом. Их подъезд. Их пятый этаж.

Он посмотрел наверх — окно было приоткрыто. Шторка чуть колыхалась. Наверное, Ольга дома.

Он не стал подниматься. Просто постоял, как будто чего-то ждал. Или прощался.

А потом медленно развернулся и пошёл прочь.

Прошло ещё несколько месяцев.

Сергей устроился в ремонтную бригаду — таскать мешки, менять сантехнику, красить потолки. Работа тяжёлая, но честная. Денег немного, но хватало. Иногда они с ребятами сидели после смены, пили чай, кто-то приносил пирожки, кто-то — сушёную рыбу.

Он начал говорить меньше. Слушал. Смотрел. Учился молчанию. И простым вещам: вставать в семь, не опаздывать, не врать.

Лидка однажды написала ему сама. Что-то вроде: “Привет. Как ты?”

Он не ответил. Просто удалил. Уже не хотелось возвращаться в прошлое, даже на минуту.

Ольгу он больше не видел. Не слышал. Только как-то раз — на улице — заметил её издалека. Она шла с мужчиной. Не держались за руки, но шли рядом, легко, свободно. Она улыбалась. Такая же спокойная, как тогда у двери. Только чуть светлее.

Он не подошёл. И не отвёл взгляд. Просто остановился на секунду и тихо сказал себе:

— Хорошо, что у неё всё хорошо.

И пошёл дальше.

Без обид. Без гнева. Без надежды вернуться.

А просто — дальше.

 

Прошло два года.

Жизнь не стала легче, но стала честнее.

Сергей работал в той же бригаде, только теперь уже не таскал мешки, а координировал. Научился считать сметы, разговаривать с заказчиками, не лезть на рожон. Подкопил. Снял небольшую однушку. Не шик, но своё. Ванна не бежит, плитка лежит ровно, чайник греет быстро. Тишина.

Он почти не пил. Курить бросил — тяжело, но справился. Иногда думал, что всё это было напрасно — его исправление, усилия, — ведь никто уже не смотрит. Не ждал. Не верил в него. И всё же продолжал — не ради кого-то. Просто чтобы не быть тем, кем был.

Иногда он вспоминал Ольгу. Не с болью. С благодарностью.

Она была тем человеком, который не вымаливал, не унижал себя, не тянул за рукав. Просто ушла, когда пришло время. И этим — дала ему шанс.

Весной он встретил её.

Случайно. У выхода из книжного. Он зашёл туда — так, посмотреть, как будто помнил, что в жизни есть что-то ещё кроме шпаклёвки и лестниц. Она вышла — с двумя книгами в руках и цветами в пакете.

— Ольга?

Она подняла глаза. Узнала. Улыбнулась. Тепло. Без защиты.

— Серёжа… Привет.

— Привет… — он запнулся, не зная, что сказать. — Ты хорошо выглядишь.

— Спасибо. Ты — тоже. Посерьёзнел.

— Наверное, повзрослел. Поздно, но всё же.

Они постояли немного. Молчали. Она не торопилась. И он — тоже. Было странное чувство: будто время снова текло между ними, но уже иначе. Без боли, без упрёков, без попыток что-то вернуть.

— Ты замужем? — спросил он неуверенно.

— Нет. Была пара попыток. Но пока одна. И мне хорошо.

— Рад за тебя, — он кивнул. — По-настоящему.

— А ты?

— Живу. Работаю. Стараюсь не быть таким идиотом, каким был.

Она улыбнулась. И в этой улыбке он увидел всё: и прощение, и финальную точку, и лёгкую ностальгию по хорошему, что между ними когда-то было.

— Знаешь, — сказала она, — мне было очень больно тогда. Но, наверное, ты был прав. Иногда, чтобы что-то понять, нужно всё потерять.

— Да… — тихо ответил он. — Только если бы можно было возвращать не как раньше, а по-новому…

— Вернуть нельзя. Но отпустить — можно. И идти дальше. У каждого — своё “дальше”.

Она посмотрела на часы, улыбнулась ещё раз и пошла. Легко, как тогда, два года назад. Но теперь он не стоял и не ждал, что она вернётся.

Он просто смотрел ей вслед — с теплом. И впервые почувствовал, что по-настоящему свободен.

И готов начать заново.